Основами этих принципов Боголюбский видел Православие и Самодержавие. Так было в Византии, однако единовластие в понимании князя Андрея очень отличалось от греческой модели. Рим и его преемник, Константинополь, породили монархию аристократическую. Боголюбский сделал своей опорой простой народ. И это было не случайно. Именно простолюдины во все времена заинтересованы в сильной власти, способной защитить их и от внешних врагов, и от произвола внутренних хищников. А создавать подобную опору Андрею, в свою очередь, помогало возведение новой столицы, все получалось взаимосвязано.
Он зазывал «мизинных», т. е. маленьких людей «из всех земель». Они становились и строителями, и населением Владимира. Профессиональных зодчих приглашали из Галича и Германии, приставляли к ним местных учеников, и рождались свои специалисты. Археологические данные показывают, что в данный период в Залесской земле появились не только каменщики и штукатуры, но и множество других искусных ремесленников: оружейники, стеклодувы, ювелиры, художники, резчики.
Рабочих рук было предостаточно, трудолюбия и сноровки им было не занимать, и строили быстро, красавец Владимир вырастал буквально на глазах. Конечно, в огромном деле не обходилось без промахов, без ошибок. Но и в созидательных трудах Андрей чувствовал — Божья Матерь не оставляет его. Когда завершали Золотые ворота, строители хотели угодить князю, поспешили. К назначенному дню открытия цемент еще не затвердел, ворота упали и придавили двенадцать человек. Праздник оборачивался трагедией, Боголюбский в горе воззвал к Владимирской иконе — сокрушался, что это он собрал народ на торжество, жертвы будут на его совести. Молился-то искренне, и Пресвятая Богородица услышала. Ворота подняли, и все двенадцать оказались живы.
Такие праздники были общими и для князя, и для подданных: еще одни ворота, еще одна башня. Укрепляется, украшается наш город! А главный из праздников состоялся в 1160 г. — освящали Успенский собор. Это и был день рождения новой столицы. Съехались бояре, собрался люд со всех окрестностей, и св. Андрей объявил:
«Да будет сей град великое княжение и глава всем».
Он не скрыл от народа, что будет добиваться учреждения во Владимире отдельной митрополии. Да и впрямь храм получился таким большим и красивым, что впору митрополиту служить. Боголюбский, как когда-то св. Владимир, отдал Успенскому собору десятину собственных доходов, многие села, даже целый город Гороховец.
Но одним храмом он не ограничился. Жителей во Владимире все прибавлялось, церквей требовалось больше. Освободившиеся артели строителей получали очередные подряды, росли церкви св. Федора Стратилата, св. Георгия Победоносца, Спасский и Вознесенский монастыри. Князь очень полюбил и Боголюбово, где ему явилась Царица Небесная. Иконописцам он поручил изобразить Ее так, как сам видел Ее, рассказывал, поправлял. Эта икона, написанная с его слов, получила название Боголюбской и тоже проявила чудеса, от нее происходили исцеления.
В Боголюбове Андрей распорядился строить храм Рождества Божьей Матери и свою личную резиденцию, прекрасный белокаменный замок. Как раз от этого замка князь и получил прозвище Боголюбский. Впрочем, его звали и иначе — Боголюбивый. Звали заслуженно и справедливо. Его вера отнюдь не ограничивалась строительством церквей и щедрыми пожертвованиями. Он и сам много времени проводил на церковных службах, молился горячо и истово. Каждое утро вставал затемно, приходил к храм раньше священников, как смиренный служка зажигал лампады.
В житейских удовольствиях Андрей был скромным и неприхотливым. Из забав, обычных для русской знати, сохранил только охоты. Они помогали поддерживать себя в физической форме, сплачивали приближенных, были тренировками для воинов. Но пиры с дружинниками, столь любезные большинству князей, Боголюбский не устраивал никогда. Просиживать вечера за столом, выслушивать нетрезвые здравицы, было для него и глупо, и неприятно. Он любил чтение, собрал изрядную для своего времени библиотеку. Да и дел было навпроворот, тратить время впустую Андрей считал себя не вправе.
Приток людей во Владимир позволил ему реорганизовать армию. Ее основой стали не дружины аристократов, а полки «пешцев», городских ратников. А вместо бояр при нем впервые появились другие помощники — дворяне, они же «милостники» [104] . Они были не знатного происхождения, выдвигались из «низов» собственными способностями: отличившиеся рядовые воины, хорошо проявившие себя слуги, даже невольники. Милостники не имели богатств, земельных угодий. Они всем были обязаны князю, служили ему, а за это получали «милость» — коней, оружие, деревеньку-другую на прокормление. Они составили окружение Боголюбского, из них государь черпал кадры чиновников.
Андрей взялся устраивать в Залесской земле прочные структуры администрации. Хватит уже обходиться временными мерами, по полюдьям разъезжать. Теперь не только вблизи Суздаля, а по всему княжеству основывалась сеть погостов. Начал Боголюбский с течения Клязьмы, вдоль нее появились Андрейцево, Андреевская, Княгинина, Якимовский погост, Гридино, погост св. Никиты, Рогожский, Черноголовский, Аристов погосты. Все эти пункты с характерными названиями явно не случайные, с великолепной природой, расположены на берегах Клязьмы или ее притоков — чтобы удобно было сообщаться с Владимиром, отправлять на лодках собранные подати. Очевидно, места для них выбирал сам князь или его доверенные лица.
Постепенно погосты распространялись дальше, княжеская власть брала под контроль самые глухие углы. Но эта же система служила утверждению христианства. На погостах, где жили чиновники и отряды слуг, строились первые церкви в сельской глубинке. (Кстати, в связи с этим слово «погост» впоследствии изменило значение. Ведь при церквях возникали и кладбища, чтобы хоронить людей в освященной земле, и в народе родилось выражение «понесли на погост». В начале XVII в. административная система погостов была упразднена, а слово сохранилось, стало обозначать кладбища.) Но развитие администрации способствовало и освоению края. Под защитой тех же погостов безопасно селились пришлые крестьяне, расчищали дебри, распахивали участки.
Расцветающий Владимир привлекал и купцов. Привелекали их и твердая власть, порядок. Попробуй-ка проехать через Рязанщину — ограбят, и концов не найдешь. Или через Черниговские земли, где князья месятся друг с другом, пасутся половцы. Нет, надежнее и спокойнее было держать путь через Залесье. Боголюбский радушно принимал купцов и путешественников, им показывали город, величественные постройки. Современник писал:
«Приходил ли гость из Царьграда или иных стран, из Русской земли или латинянин, и всякий христианин, или поганые, тогда князь Андрей приказывал: ведите его в церковь и на полати, пусть ин поганый видит истинное христианство да крестится, что и бывало: болгары и жиды и вся погань, видевши славу Божию и украшение церковное, крестились» [105] .
Разумеется, многие не выказывали желания креститься, ехали себе дальше. Но пошлины с их товаров наполняли княжескую казну, и по разным странам разносилась слава о Владимирской державе и ее государе. Возрастал и его авторитет на Руси. С Ростиславом Набожным Андрей сумел навести дружеские контакты, у них было много общего. Ростислав тоже порывался бросить Киев, хотел постричься в монахи, но митрополит и Печерский игумен уговаривали его остаться — честный Ростислав, несмотря ни на что, отдавал себя служению Руси, а что будет без него? К Боголюбскому обращались и князья, проигравшие в междоусобицах, бежавшие или выгнанные соперниками. Он предоставлял убежище, некоторым помогал. Но не сам, а через других таких же, искавших его дружбы. Сам Боголюбский по-прежнему оставался вне княжеских ссор. И не просто вне — от поставил себя над ними, выше их. А это оказалось куда более эффективным, чем военные походы и победы.
12
Воронин Н. Н. Андрей Боголюбский, М., Водолей, 2007.
85
Слово Древней Руси, М., Панорама, 2000.